Павел Крашенинников: Семейный кодекс СССР 1926 года был либеральным, а потом переродился в советский Домострой

Глава Комитета Госдумы по законодательству рассказал политическому обозревателю «КП» Александру Гамову о своей новой книге по истории права России.

- Павел Владимирович, мы с тобой на этот раз повидались у центрального входа Московской международной книжной ярмарки в Экспоцентре, когда встречали экс-премьера, председателя Российского книжного союза (РКС) Сергея Степашина.

- Да, да. Сергей Вадимович на нескольких презентациях побывал: ты презентовал свою книгу «Речь прямая», а я – труд «Государство против революций»…

- Раньше я тебя воспринимал, прежде всего, как практика, создающего новые законы – как главу комитета Госдумы по законодательству. А теперь такое ощущение, что ты хочешь отобрать кусок хлеба у историков.

- Ни у кого я не хочу никакой хлеб отбирать. Пусть все работают. У меня все-таки государственно-правовой подход. В отличии от историков, я опираюсь на нормативные акты, индивидуальные акты. Их со временем не сфальсифицируешь, ничего не добавишь – какие они есть, такие и остались. Другой вопрос, как они зарождались, какая была ситуация, кто конкретно писал, почему, была ли другая возможность, какие последствия. Я стараюсь с этого ракурса смотреть.

- Все-таки мы не привыкли так глубоко копать историю, зачем? По верхам, по верхам – и так все ясно. А у тебя, получается, такой спецкурс… Зачем, надо ли это?

- Мне кажется, так же, как человеку свою историю болезни надо знать, так же и государству надо разобраться в анамнезе, во всех общественных процессах. Государство – это наш организм, это наша семья, мы здесь живем, и мы имеем право знать, что, когда и как происходило. И мы можем что-то просчитать, что-то продумать лишний раз. А мне интересно анализировать исторические процессы в области права, мне помогает это в основной работе и, конечно, я, как человек любопытный, не жадничаю и предлагаю другим – пожалуйста, хотите, читайте, хотите нет, но этот анализ, основанный на документах, может быть полезен. Кстати, мне представилась возможность изучить многие неизвестные или не очень доступные широкому кругу документы, я их здесь, в книге, даю в анализе, в динамике, в логике того, что происходило, какие были метаморфозы, какие были развилки. Можно было в одну сторону пойти, можно было в другую. Ну, вот выбрали путь – и к чему это привело. Мне кажется, это может представлять интерес. Тем более, я стараюсь достаточно простым языком изложить, чтобы многие могли прочитать.

- Сегодня участников твоей презентации чего-то на Троцком заклинило, и ты так подробно растолковывал, растолковывал… А нужно ли нам, отличникам по истории, знать, кто такой был Троцкий с правовой точки зрения?

- Троцкий тут, скорее, как символ революции, а Сталин - как символ государства. И вот я как раз показываю, как государство, родившееся в результате революции, расправлялось потом с разными революциями: сексуальной, с жилищной, с экономической (НЭПом). Какие были процессы, какой был террор.

-У тебя, как я понимаю, целый сериал получается...

- Это пятая книга, да.

- Ты можешь в каждой книге писать – продолжение следует.

- На самом деле это один труд с изучением права на территории нынешней России. Скажем, в первом томе я начинаю свой анализ даже не со времени возникновения государств на этой части Европы: Московского царства, Новгородской республики, а с источников, которые предшествовали праву этих образований и оказали огромное влияние на все государства Европы, в том числе и на территории современной России: – праву Рима, Византии. Рассматриваю, как все это приходило, какую роль сыграло принятие христианства в византийском варианте, то есть православия и так далее. И последовательно рассматриваю все: кто делал, как делал, почему делал, какие последствия, сколько жили эти документы и воззрения. А в нынешнем, пятом томе представлен период с 1923 по 1938 год.

- Чем для тебя интересен этот период? Лично что-то зацепило?

- Вот, допустим, Семейный кодекс СССР 1926 года был достаточной либеральным, там все было возможно. Впоследствии он стал ужесточаться, обрастать запретами и превратился в этакий советский Домострой.

- Ну, тут нужны конкретные примеры.

- Пожалуйста. Например, аборты были запрещены. Результат – женщины умирали от подпольных абортов или первобытных антисанитарных народных способов прерывания беременности. Развод тоже был в такой жуткой форме: нужно было подавать документы, публиковать информацию о процессе в печати, карьеру человека прекращали, если он был на партийной или военной работе.

- Я помню, у нас в газетах публиковали, что такого-то числа рассматривается дело о разводе…

- Да, да. То есть впадали из одной крайности в другую. Или взять коллективизацию. Вы сами решайте, хорошо это было или плохо, но отбирали почти все имущество при вступлении в колхоз. Земли уже до этого отобрали, средства производства отбирали, свободного передвижения для крестьян не было, а был фактически принудительный труд. А того, кто не желал вступать в колхоз, записывали в кулаки, а дальше уже Уголовный кодекс действовал. Вот моим бабушке с дедушкой сказали, что завтра их будут раскулачивать, и они уехали в Магнитогорск.

- У тебя же один дедушка был раскулачен, а второй вроде в НКВД работал? Нет?

- Нет. Один дедушка у меня брал Зимний, а второй был репрессирован. Вот как раз там, в Магнитогорске. Но, я думаю, похожее было во всех семьях…

- Какой период истории собираешься изучить в следующем томе?

- Великая Отечественная война, и то, что было до нее, и чуть позже.

Вот я очень сильно хочу воспользоваться возможностью и сказать спасибо Госархиву. Потому что они предоставили большое количество документов.

- Ну, что ж, желаю творческих успехов!

Источник: Комсомольская правда